Знатность и род князя Д.М.Пожарского

Судьба Дмитрия Михайловича Пожарского постоянно вызывает у русских людей обостренный интерес. Некоторые вопросы не перестают волновать образованных людей России из года в год, из поколения в поколение.

Так, например, многие задаются вопросом: почему Пожарский, вождь Второго земского ополчения, без коего не удалось бы освободить Москву в 1612 году, не был избран царем на Земском соборе 1613 года? И достаточно ли компенсировали ему отстранение от борьбы за престол при первом государе из рода Романовых – Михаиле Федоровиче?

Чтобы понять, сколь велика была знатность Д.М.Пожарского и до какой степени московское правительство при молодом царе Михаиле Федоровиче ценило его заслуги, надо взглянуть на первые ступени в его карьере, определить, с чего он начинал и кем стал.

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский – не только фигура, ставшая живой легендой русского народа. Это еще и представитель военно-политической элиты Московского государства. История его семейства весьма показательна для судеб русской аристократии XV–XVI веков. Покуда сохранялся в ней древний дружинно-родовой дух, она пыталась делить с государями власть над страной. Но как только слабость того или иного семейства подвигала его к самой преданной службе государю и государству, лишала амбиций самовластия, оно получало новый шанс высоко подняться – не по крови, а по службе своей.

Дмитрий Михайлович родился в 1578 году, и о детстве и молодости его почти ничего не известно. Он принадлежал к роду, не относившемуся к числу особенно влиятельных и богатых, но и не павшему на самое «захудание». Пожарские были Рюриковичами, происходили из древнего семейства Стародубских князей. Более того, они являлись старшей ветвью Стародубского княжеского дома [1]; правда, сам Дмитрий Михайлович происходил от одного из младших колен. Он носил родовое прозвище «Немой», унаследовав его от деда, Федора Ивановича. Это прозвище князь Дмитрий передаст и своим сыновьям, Петру и Ивану [2]. Как видно, в этой отрасли разветвленного семейства ценили молчунов…

Пожарские – потомки знаменитого Всеволода Большое Гнездо – могучего властителя конца XII – конца XIII века. Родоначальник их семейства, князь Василий Андреевич Пожарский, владел местностью Пожар. Его отец, богатый князь Андрей Федорович Стародубский, участвовал в битве на поле Куликовом. Но при столь значительных предках сами Пожарские в эпоху господства Москвы оказались на задворках.

В 1560-х – 1580-х годах род Пожарских пришел в упадок, потерял старинные вотчины [3]. Младшие ветви Стародубского княжеского дома – Палецкие, Ромодановские, Татевы, Хилковы – обошли Пожарских по службе. Такое «захудание» приключилось от их относительной бедности, а еще того больше, как полагают – от опал, наложенных при Иване IV. Этот факт обнародовал еще Л.М.Савелов, исследовавший историю рода Пожарских. Савелов опирался на слова самого Дмитрия Михайловича, сказанные им во время одного местнического разбирательства. Но насколько генеалог был прав? Если соображение его верно, выходит, Пожарские на московской великокняжеской службе были когда-то великими людьми, а потом упали. Иными словами, высокий род опустился в худость, чтобы воспрянуть в эпоху Смуты, когда Дмитрий Михайлович Пожарский вновь вознес его в первый эшелон русской знати.

Знаменитый историк Московского царства С.Ф.Платонов писал о роде Дмитрия Михайловича: «Пожарские были в числе жертв опричнины и созданных ею придворных отношений и порядков. Знатные и богатые, они теряли вотчины и были опалами выброшены из Москвы на должности по местному управлению. Прижатые Грозным, они терпели и при Борисе, его политическом наследнике и последователе. Разумеется, они не могли быть в числе поклонников нового режима и должны были вспоминать старые, лучшие для них времена…» [4]. Таким образом, Платонов соглашался с Савеловым. Вслед за Платоновым согласились многие другие специалисты и популяризаторы науки.

Однако последнее время на сей счет высказывались обоснованные сомнения. Никто не спорит с тем, что во второй половине царствования Ивана IV семейство Пожарских занимало слабые позиции в служебной иерархии России. Пожарские выглядят не столько как аристократы, сколько как знатные дворяне без особых перспектив в армии, при дворе, да просто в Москве. Высший слой провинциального дворянства – вот их уровень.

Множество фактов говорит в пользу этого утверждения. В те времена показателем высокого положения любого аристократического рода были назначения его представителей воеводами в полки и крепости, наместниками в города, пребывание на лучших придворных должностях, а также в Боярской думе. Для того, чтобы попасть в Думу, требовалось получить от государя чин думного дворянина, окольничего или боярина. На протяжении XVI столетия десятки аристократических родов добивались «думных» чинов, сотни – воеводских.

При Иване Грозном – как в опричные времена, так и позднее – у Пожарских ничего этого не было. Их назначали на службы более низкого уровня – не воевод, а «голов» (средний офицерский чин), не наместников, а городничих (тоже рангом пониже). Если переводить служебные достижения родни Дмитрия Михайловича в термины более позднего времени, а именно Российской империи, то получится, что семейство его давало России военачальников уровня капитанов и майоров, т.е. среднего офицерства (приблизительно IX–VIII классы по «Табели о рангах» [5]). Многие из Пожарских в разное время погибли за Отечество. Не вышли они ни в бояре, ни в окольничие, ни даже в думные дворяне, несмотря на знатность (представители младших ветвей Стародубского княжеского дома бывали в Думе многократно). И когда кого-то из них судьба поднимала на чуть более высокую ступень – например, на наместническую, то он гордился такой службою, хотя она могла проходить где-нибудь на дальней окраине державы, в Вятских землях. Если бы не высокое «отечество», т.е. древняя кровь Рюриковичей и хорошее родословие, Пожарские могли бы «утонуть» в огромной массе провинциального «выборного дворянства» – людей, едва заметных при дворе.

Слабость Пожарских в чинах московской службы не являлась секретом. Однажды князь Ю.Д.Хворостинин, не пытаясь оскорбить Пожарских, а просто обсуждая местнические тонкости, сказал вещь жестокую, но правдивую: «А князь Дмитреев [Пожарского] прадед и… отец нигде не бывали в… ваших государских и царских чинах и в розрядех, окроме городничества и городовых приказщиков» [6]. Убийственная по тем временам характеристика! Даже в 1619 году, после всех подвигов Дмитрия Михайловича Пожарского, ему напомнили, что дед его был всего-навсего «губным старостой» – почти позорная должность для знатного человека [7].

Происходя из такого семейства, Дмитрий Михайлович не мог меряться в знатности с князьями Мстиславскими, Трубецкими, Голицыными, Воротынскими, боярами Романовыми или, скажем, Шереметевыми. Всё это – «столпы царства». Пожарские в местнической иерархии русской знати уступают не только им, но еще нескольким десяткам (!) родов с более скромным местническим статусом. Если бы Дмитрий Михайлович, уповая на силу меча, попытался бы занять престол, пламя Смуты, его же усилиями частично потушенное, вновь взвилось бы до небес. Такого царя русская знать ни за что не признала бы! Понимая это и желая сохранить едва-едва начавший восстанавливаться государственный порядок, Пожарский должен был отказаться от предложенной ему чести – тягаться с великими родами за престол на Земском соборе 1613 года.

В детские годы князя Д.М.Пожарского его семейство находилось в униженном состоянии, не имело места в составе военно-политической элиты и даже не могло надеяться на возвышение за счет служебных достижений. Стоит добавить еще один факт, особенно неприятный для Дмитрия Михайловича лично. Его отец, князь Михаил Федорович, не дослужился даже до чина воинского головы. Единственным его заметным достижением стал удачный брак. Женой князя стала Ефросинья (Мария) Федоровна Беклемишева, происходившая из старинного и влиятельного московского боярского рода. Но мужу своему она по родственным связям помочь не смогла.

Ничуть не исправилось положение рода при сыне Ивана IV – царе Федоре Ивановиче. Как и все дворяне, или, словами того времени, «служилые люди по отечеству», Дмитрий Михайлович с молодости и до самой смерти обязан был служить великому государю московскому. Начал службу он с небольших чинов как раз при Федоре Ивановиче (1584–1598 гг.). В 1587 или самом начале 1588 года отец Д.М.Пожарского ушел из жизни, оставив двух сыновей (Дмитрия и младшего – Василия), а также дочь Дарью. Отцовское поместье (незначительное по тем временам – всего 405 четвертей) по указу царя Федора Ивановича было передано Дмитрию и Василию Пожарским с требованием, чтобы они вышли на государеву службу, достигнув 15 лет [8]. На исходе правления этого государя, в 1593 году, Дмитрий Михайлович начал служебную деятельность и был пожалован чином «стряпчего с платьем». Летом 1598 года в списке «стряпчих с платьем» молодой князь Д.М.Пожарский занимает последнее место [9]. Очевидно, стряпчим он стал незадолго до того.

Равным с ним положением обладало при дворе несколько десятков аристократов и дворян, таких же стряпчих. Эти люди прислуживали царю за столом, бывали в рындах – оруженосцах и телохранителях монарха – да изредка исполняли второстепенные административные поручения. В виде исключения кого-то из них могли назначить на крайне незначительную воеводскую службу.

Чуть более видное положение родня Дмитрия Михайловича заняла при царе Борисе Федоровиче Годунова (1598–1605 гг.), претерпев, правда, в начале царствования новую многолетнюю опалу. Пожарские набрались смелости и даже начали вступать в местнические тяжбы – с князьями Гвоздевыми и Лыковыми. Удалось вернуть кое-что из родовых вотчин [10].

Но если посмотреть на служебный статус семейства Пожарских в целом, каким он был при Борисе Годунове, то значительных достижений все еще не видно. Вот несколько примеров:

Князь Иван Петрович Пожарский в 1598–1604 годах служил «выборным сыном боярским» по Владимиру. Затем он выслужил чин стольника, сравнявшись, таким образом, с Дмитрием Михайловичем. В 1604 году князь Дмитрий Петрович Пожарский имел чин «жильца» – также весьма низкий. Дядя Д.М.Пожарского, князь Петр Тимофеевич Пожарский-Щепа в 1590-х годах не поднялся выше тех же «выборных». Иначе говоря, оба заметны были в провинции, но не в столице. К первым годам XVII столетия П.Т.Пожарский дослужился до статуса «дворовых детей боярских» – чуть выше, но не намного. Он занимал какое-то время пост воеводы в маленьком Уржуме, на Москве несколько лет служил «объезжим головой» «в Белом городе на большом посаде», а «на время осады» – в Китай-городе. Должность объезжего головы Ю.М.Эскин остроумно назвал инспекторской пожарно-полицейской» [11].

Итог: никто из Пожарских не шагнул к тому времени по службе хоть на ступеньку выше Дмитрия Михайловича.

Как тогда говорили, молодой Пожарский и его мать Мария были у царя «в приближении». Вероятно, наконец «заиграли» старинные связи рода Беклемишевых, относившихся к одной общественной среде с Годуновыми – древнему московскому боярству. Мария Пожарская заняла видное место в свите царевны Ксении – дочери царя Бориса. Энергичная мать, вероятно, способствовала продвижению сына. Кроме того, родней Пожарским приходились крупные деятели приказного аппарата – дьяки Щелкаловы. Они могли принять меры к возвышению Пожарских на служебно-иерархической лестнице [12]. Но затем Дмитрия Михайловича постигла опала, отдаление от престола и переход на рядовые армейские службы.

Все эти перипетии в судьбе незначительного и невлиятельного рода остались малозаметными событиями для современников. Государев двор того времени включал в себя огромное количество титулованной аристократии, куда выше знатностью и влиятельнее Пожарских.

В Смутное время князь Дмитрий Михайлович вступил с возвращенным при Борисе Годунове чином стряпчего. На заре разгорающейся Смуты ему было пожаловано чуть более высокое звание – стольника [13]. Но и чин стольника заметно уступал по значимости «думным чинам» – боярина, окольничего, думного дворянина. Если грубо и приблизительно перевести на язык воинских званий Российской империи, стольник представлял собой нечто соотносимое с полковничьим чином сухопутных войск (VI класс «Табели о рангах» [14]). Стольники в иерархическом отношении были чуть выше, чем стряпчие с платьем (но незначительно). Карьера по тем временам хорошая, лучше, чем у большинства предков Д.М.Пожарского, но без особенного блеска.

Итак, можно констатировать: князь Дмитрий Михайлович Пожарский к началу Смуты не входил в состав военно-политической элиты Московского государства. Его служебное положение не позволяло ему претендовать на получение «думного чина» или крупной воеводской должности.

Зато в смутные годы он стал одной из самых заметных фигур Московского государства. Любопытно, что «дворовым» (придворным) чином стольника Дмитрий Михайлович дорожил, не опускал его при титуловании. И в официальных документах Совета всея земли его нередко называли «стольником и воеводой». Так, например, начинается «окружная грамота», написанная в Ярославле 8 апреля 1612 г.: «Великия Росийския державы Московского государства от бояр и воевод и стольника и воеводы от князя Дмитрея Михайловича Пожарского с товарыщи…» [15].

Лишь в 1613 году Земский собор дарует ему думный чин боярина и, позднее, уже при Михаиле Федоровиче, он будет занимать крупные воеводские и административные посты.

Разрыв между положением князя Д.М.Пожарского в 1605 году, при восшествии на престол Лжедмитрия I и в 1613 году, при восшествии на престол основателя династии Романовых Михаила Федоровича, огромен. В мирное время, при господстве местнической системы, обеспечивавшей привилегии для нескольких десятков знатнейших родов, никто не мог «скакнуть» из стольников в бояре. А представитель довольно скромного, хотя и «родословного» семейства Пожарских вообще не имел шансов выслужить боярский чин. Ни последовательно, т.е. постепенно проходя промежуточные чины, ни «скачком», как произошло в действительности. При Борисе Годунове и Лжедмитрии I князь не принадлежал к числу представителей военно-политической элиты России, а в 1613 он уже являлся таковым несомненно.

Это произошло лишь по двум причинам: во-первых, Дмитрий Михайлович показал незаурядное тактическое дарование; во-вторых, вся система «московских чинов» на время разрушилась, потеряла силу. Фактически Пожарский мог прорваться столь высоко только на руинах старого порядка и до момента полной его реставрации.

Никто из его близких родичей не поднялся выше. В «шлейфе» его возвышения семейство Пожарских возвысилось в целом. Эта захиревшая было отрасль Стародубских князей стала заметной при дворе во времена первых Романовых.

Остается выяснить: а располагал ли род Пожарских какими-то выдающимися служебными достижениями до того? Например, в молодые годы Ивана IV, когда страною правил не столько он, сколько аристократические «партии»? Или при Василии III? Или при Иване Великом?

Вот интересный вопрос! Рухнуть под тяжестью опал немудрено. Однако… прежде надо занять высоту, с которой произойдет падение. И по этому поводу специалистами как раз и высказываются сомнения: была ль та высота? Не представляет ли она родовую легенду Пожарских?

При Иване III Пожарских вообще не видно: ни разряды, ни иные административные документы их не упоминают. При Василии III и в годы молодости Ивана IV пять представителей рода, в том числе прадед Дмитрия, оказывались в наместниках и волостелях (т.е. управляли волостями), но чаще – второстепенными, и лишь ненадолго – Переяславлем-Залесским.

Сам Л.М.Савелов считает, что еще в XV столетии Пожарские сохраняли огромные богатства удельной эпохи, доставшиеся им от предков. Это так: в XVI столетии они совершают множество сделок с земельной собственностью, притом щедро раздают села и деревни в приданое, делают большие вклады в монастыри [16]. Их древнее родовое владение Пожар (или Погар) еще в середине XV века перешло ко князю Д.И.Ряполовскому в обмен на села Мугреево (оно же Волосынино) и Коченгир (Кочергин) с деревнями [17]. Очевидно, Пожарские нуждались тогда в деньгах: вместе с Мугреевым они получили 150 рублей серебром (колоссальные деньги, целое состояние), а также коня и шубу еще на 20 рублей. Иначе говоря, разница в размерах или ценности земель была покрыта звонкой монетой. Но и мугреевские владения были весьма велики: это хорошо видно по землеописаниям старомосковской эпохи… Как ни парадоксально, Пожарских могло погубить собственное богатство: они не поспешили укрепить свое положение, отыскивая службу при дворе великих князей московских. Возможно, родовое состояние давало этому семейству слишком значительный доход, чтобы Пожарские торопилось вступить в конкуренцию с другими Рюриковичами и старомосковским боярством за высокий служебный статус в столице объединенного Русского государства. А когда стало очевидным, что вся жизнь знатного человека поставлена в зависимость от гнева и милости государя московского, время оказалось упущенным. Поздно!

Но где же тогда та самая вершина, с которой Пожарских могла сбросить опала? Переяславское наместничество – заметная должность, но не великая. Выходит… древний род этот никогда не стоял особенно высоко в Московском государстве. Был богаче и со временем богатства растерял – весьма возможно. А что касается служебного положения, тут Пожарским похвастаться нечем.

Ю.М.Эскин сделал тонкое наблюдение: «…многих княжат выслали на службу в присоединенное Казанское ханство, а часть их вотчин забрали “на государя”, что следует рассматривать как опалу. Пошло туда около 23 семей стародубских князей, в том числе четверо Пожарских. В 1550–1557 гг. городничим в Свияжске служил дед князя Дмитрия князь Федор Иванович Третьяк, а его брат Иван Иванович в 1557–1558 гг.– городничим в Казани. Это были низкие административные должности, чем Пожарских позднее попрекали. Но спустя 5–6 лет большинство вернулось домой и даже, судя по землевладельческим документам, распоряжалось частью родовых вотчин. Поэтому объяснения Д.М.Пожарского и его родственников спустя 50 лет своей “захудалости” опалой были натяжкой: ни до, ни после Казани Пожарские до воеводских или придворных чинов не добирались (Курсив мой – Д.В.)» [18]. В.Д.Назаров придерживается сходного мнения о Пожарских: «Их род захирел вовсе не в результате опалы в годы опричнины… а гораздо раньше» [19].

Остается сделать вывод: опалы несколько ухудшили положение рода Пожарских, но со времен создания Московского государства он никогда и не выдвигался в первые ряды военно-политической элиты. На театре большой политики и среди крупных военачальников их не видно уже при Иване Великом. Не они одни таковы. Многие княжеские рода, вышедшие из высокородных Рюриковичей, опустились на московской службе до положения дюжинного провинциального дворянства. Вяземские, Ковровы, Гундоровы, Кривоборские, Борятинские, Бабичевы, Болховские, Гагарины – всё Рюриковичи, но всё – захудалые рода. Некоторым впоследствии помогла подняться монаршая милость, те или иные связи с правящим домом. Но вообще захудание знатного княжеского семейства в XV–XVI веках – дело обычное.

Трудно сказать, почему так произошло и с Пожарскими. Можно лишь строить версии.

Одна из них, самая простая, состоит в нежелании либо неумении представителей рода толкаться локтями за выгодные назначения при дворе. Почему – об этом уже говорилось.

Другая объясняет неуспех рода на Москве тем, что во время большой внутренней войны Московского княжеского дома, при Василии II, Пожарские, теоретически, могли поддержать проигравшую сторону – Юрия Звенигородского и его сыновей. Многие аристократические семейства утратили прежнее влияние подобным образом. Не напрасно именно тогда у Пожарских начались проблемы с деньгами…

Наконец, третья версия: разорение. В XVI веке семейство расплодилось, и прежние обширные вотчины разошлись между многими его представителями. Известен раздел родовых вотчин, произведенный в 1518/19 году между четырьмя (!) представителями семейства Пожарских. А в 1521/22 году произошло новое раздробление [20]. Это лишило Пожарских силы и влияния, какими они обладали в XV веке. Уже в 1550-х годах они выглядят дюжинными землевладельцами, их вотчины и поместья не достигают и 1000 четвертей на человека, т.е. как у среднезажиточных дворян [21].

Какая из трех версий ближе к истине, покажут будущие исследования. Но в любом случае, возвышение Д.М.Пожарского при царе Михаиле Федоровиче до чина боярина и постов главы Ямского приказа, главы Разбойного приказа, несомненно, превосходит любые, самые смелые мечтания, какие мог питать представитель его рода до начала Смутного времени. При первом царе из рода Романовых князь был поднят намного выше того положения в местнической иерархии, какое занимал не просто он сам, но и всё его семейство. А значит, его заслуги перед Отечеством были оценены по достоинству.

1. Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI в. М., 1988; Савелов Л.М. Князья Пожарские // Летопись Историко-родословного общества в Москве. М., 1906. Вып. 2–3. С. 36–37.

2. Памятники истории русского служилого сословия. М., 2011. С. 69.

3. Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 157–158.

4. Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. М., 1995. С. 347.

5. Российское законодательство X–XX вв.: в 9 тт. Т. 4. Законодательство периода становления абсолютизма. М., 1986. С. 58.

6. Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время (7113–7121 гг.). М.Императорское общество истории и древностей Российских. 1907. С. 33.

7. Дворцовые Разряды. 1612–1628. Том 1. СПб. 1850. С. 396–397.

8. Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века. Т. I. М., 1997. №219.

9. Акты Археографической экспедиции. Т. II. СПб., 1836. С. 44.

10. Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 321; Эскин М.Ю. Местничество в России XVI–XVII вв. Хронологический реестр. М., 1994. С. 117, 124; Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 166.

11. Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 307, 314, 321; Станиславский А.Л. Труды по истории государева двора в России XVI–XVII веков. М., 2004. С.254, 260, 275, 354, 362, 387; Савелов Л.М. Князья Пожарские // Летопись Историко-родословного общества в Москве. М., 1906. Вып. 2–3. С. 16–19, 21; Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 110–111; Эскин Ю.М. Опыт жизнеописания боярина князя Козьмы-Дмитрия Михайловича Пожарского // День народного единства: Биография праздника. М., 2009. С. 170.

12. Сироткин С.В. Заметки о биографии Дмитрия Михайловича Пожарского // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2001. Вып. 1 (3). С. 108–110.

13. Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 132, 133.

14. Российское законодательство X–XX вв.: в 9 тт. Т. 4. Законодательство периода становления абсолютизма / Отв. ред. А.Г.Маньков. М., 1986. С. 56.

15. Акты Археографической экспедиции. Т. II. СПб., 1836. № 204, 208, 210 (апрель-июль 1612 г.).

16. Савелов Л.М.Князья Пожарские // Летопись Историко-родословного общества в Москве. М., 1906. Вып. 2–3. С. 14–22.

17. Назаров В.Д.Акты из архива Спасо-Евфимьева монастыря // Русский дипломатарий М., 1998. Вып. 4. С. 10–11, 15–16.

18. Эскин Ю.М. Опыт жизнеописания боярина князя Козьмы - Дмитрия Михайловича Пожарского // День народного единства: Биография праздника. М., 2009. С. 170.

19. Назаров В.Д. Акты из архива Спасо-Евфимьева монастыря // Русский дипломатарий М., 1998. Вып. 4. С. 12.

20. Акты Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря 1506–1608 гг. М., 1998. №№ 11, 19.

21. Антонов А.В. Боярская книга 1556/57 года // Русский дипломатарий. Вып. 10. М., 2004. С. 88, 89, 100.